Добыча урана без привлечения внимания санитаров, антисоветизм в СССР, антисоветизм в наше время
О, я думаю вы слышали за то, как невинноосужденные з/к, все строго по политической 58й статье, ценой свой жизни добывали уран на Колыме. Если вы ничего об этом не слышали, то я прямо таки удивлён. И если не слышали, то можете поискать запись эфира радиостанции Говорит Москва от 15.10.2019, где вице-губернатор Магаданской области Андрей Колядин вам расскажет, как з/к обогащали уран на больших сковородах. Ну сказал и сказал. Не он это придумал, на самом деле. По-настоящему же весело становится, когда пытаешься проследить первоисточник этой ураново-сковородной истории. Кстати, первоисточником, на самом деле, является «колымский» поэт и прозаик Анатолий Жигулин. Но многие, кто не иронично рассказывает про страдание з/к на урановых приисках ссылаются на менее сомнительные источники, которые… даже не в массе своей, а тупо все… ссылаются в конце концов именно на Жигулина. А значит самое время нам посмотреть на Толяна Жигулина, на то, как и за что он заехал в лагерь. И на то, как и почему был реабилитирован. Ну и как, собственно, спустя 34 года после того как откинулся, открыл для себя и окружающих тот факт, что добывал он именно уран во время своей отсидки. Открыл, главное, аккурат под разворачивающуюся атомную истерию после чернобыльских событий. Посмотрим мы и на то, как его офигительные истории стали основой для тех изданий, на которые не только лишь уважающему себя антисоветчику ссылаться не западло, но и очень даже престижно. И на издания эти посмотрим, что уж там…
О том, как борьба Толика привела его на этап
Анатолию Жигулину в 1949 году было 19 лет. Он был молодым активным комсомольцем, искренне горевшим идеями марксизма-ленинизма. Анатолий поступил в местный ВУЗ и был хорошистом… Но в 1949 году его, по абсолютно надуманным обвинениям в 58-10 часть 1 (антисоветская агитация), 58-11 (антисоветская организация) и 19-58-8 (террор) осудили «тройкой» на 10 лет лагерей.
Это если со слов самого Жигулина. Он долго, например, рассказывает, как 19-58-8 заработал: мол выстрелил в портрет Сталина из боевого «нагана»! А потом ещё долго повествует о том, как он этот факт скрывал, как его друзья скрывали, как их пытали… Но вот хождение по рукам боевого оружия нас, по какой-то причине, смущать не должно. Вся его автобиография «Чёрные Камни» именно про это: Жигулин рассказывает многое, и всё это снабжено его интерпретаций. Но стоит попробовать оценить самому изложенное… как всё становится несколько не таким, как то преподносил Жигулин.
А 58-10 часть 1 и 58-11 вообще никак Жигулиным не объясняются, кроме как «ну мы жеж верные марксисты ленинцы были, какие такие антисоветская агитация и антисоветская организация»?
Но мы умеем внимательно читать. И в своих мемуарах «Чёрные камни» он открыто пишет, что их организация «Коммунистическая Партия Молодёжи» (КПМ) — была революционной. Что она уже перешла к формированию ЦК и ячеек, к изданию агитационной литературы для внутреннего обращения. И что с каждого члена КПМ бралась клятва верности, где расправа предполагалось за отступничество. У них и боевое оружие было, которое им «подогнал» отец одного из друзей Анатолия. Он же им пересказывал всякую троцкистскую ахинею, типа «Письма Ленина к съезду». А члены ЦК КПМ записывали это, издавали и распространяли по своим ячейкам.
Зная это всё из «Чёрных камней», давайте же посмотрим не под тем углом, какой нам навязывает Жигулин в тексте, и, опираясь на эти факты, сделаем собственные оценки. И что у нас тут получается? А тут у нас, во-первых, антисоветская пропаганда. Потому что, повторюсь, буквально троцкистская «база» в основе агитации, проводимой КПМ, лежала. И на базе именно антисоветской агитации у них была организация… Какая это будет организация, как не антисоветская? Это во-вторых. Кстати, организацию они свою видели именно революционной. А какую революцию можно провести после случившийся уже пролетарской революции? Только контрреволюцию, если. То есть организация их точно была антисоветской. Ну и, в-третьих, террор. Вот эти все угрозы расправы над членами КПМ, направленные на сохранение секретности этой самой КПМ, - это уже террор.
Пример фирменного «это другое» от Анатолия:
В Программе КПМ содержался секретный пункт о возможности насильственного смещения И. В. Сталина и его окружения с занимаемых постов. Это, конечно, был юношеский максимализм, но возник он не беспричинно. «Великий вождь и учитель всех народов» был тираном.
Вооруженное восстание не предусматривалось самыми секретными пунктами нашей Программы. Да и смешно вообще было такое предполагать. Три десятка мальчишек с пистолетами хотели силою свергнуть Советскую власть?! Чистая ерунда.
Ну, тут такое дело, что Сталин, на секундочку, занимал свой пост не как монарх. Он его занимал на основании норм, предусмотренных законодательством СССР. Хочешь «смещать насильственно» Сталина, значит, фактически, хочешь устраивать переворот, то есть действовать против законодательства СССР. Кстати, а вот часть про «насильственно»… это не про вооружённый переворот, точно нет?
Моим друзьям и товарищам, да и недоброжелателям и врагам, а также моим читателям известно, что я был незаконно репрессирован, был в лагерях в Сибири и на Колыме, затем полностью реабилитирован. Это известно из моих устных рассказов, но более — из моих стихов.
О! Это буквально Ultima Thule почти всех медийных сидельцев-антисоветчиков. «Яж полностью реабилитирован», сообщают они! Моя невиновность вам должна быть понятна из моих стихов и рассказов! Но мы выше уже рассмотрели, что даже если убрать из дела КПМ личность Сталина, то КПМ всё равно остаётся радикальной антисоветской организацией, осуществляющей террор как минимум по отношению к своим членам. И это ясно из рассказов самого же Жигулина.
Так что, по-хорошему если, читатель, которого не контузило ещё воплями «не виноватый я», должен был бы задаться вопросом: а может нашего Толика реабилитировали по причинам, никак не связанным с процессуальными нарушениями первичного следования? Может его именно за его антисоветскую позицию, принявшую обличье антисталинской борьбы (и подразумевавшую возможность попрания законодательства СССР), и реабилитировали? Может Хрущёву и его клике очень нужны были именно верные помощники-антисталинцы, чтобы на них опираться, а не реальные марксисты-ленинцы, способные предъявить ему за его волюнтаризм и отход от марксизма-ленинизма?
Но где-то в середине шестидесятых годов Борис рассказал мне, Киселю, Рудницкому, еще кому-то из друзей следующее. В связи с заявлениями наших мучителей Литкенса, Прижбытко, Белкова, Харьковского и других о восстановлении их в партии (их, естественно, не восстановили) в Воронежском обкоме КПСС перелистывали наше дело и обратили внимание на то, что из тома показаний А. Чижова (300 листов) около половины вырвано. Кто и когда изъял эти листы? Как проникли в архив, строго секретный?
И вот 31 мая 1971 года все вдруг открылось. Случайная встреча в Крыму с четой Чижовых. На набережной, напротив столовой дома творчества «Коктебель» я в присутствии моей жены Ирины и Камила Икрамова завел с Аркадием разговор:
- Слушай, Аркаша, а наше следственное дело хранится где — в Москве или Воронеже?
- В Воронеже. И первое дело, и дело о переследствии. Все аккуратно сохраняется.
- А возможен ли доступ к нему?
- Не знаю. Наверное, нет. Но я в пятьдесят пятом году наше дело видел. Все сохранилось: фотографии, протоколы…
- А как тебе это удалось?
- Мой сосед по квартире Иван Степанович — ты ж его помнишь, он жил в нашей квартире, в третьей комнате, пока его не отселили от нас,— работал тогда в комиссии по пересмотру старых дел, еще тридцать седьмого года и так далее. Интересно было посмотреть эти старые дела. Иван Степанович по-соседски мне это и устроил. Я смотрел, читал и наше дело… Показания нашел… Борька первым начал было раскалываться, потом пошел на попятную…
- Но позволь… На последнем совещании так и было договорено, что и я, и Борис, и Юрка Киселев — все мы скажем сразу, что КПМ была и что было в ней всего четыре человека да группа Мышкова. И больше ни слова. Он так и поступил. И я, и Кисель.
- Не знаю… не помню… Там были еще показания Володьки Радкевича о том, как ты в портрет Сталина из нагана…
- Скажи, а можно было изъять, вырвать часть листов?
Здесь Чижов вздрогнул и потемнел лицом. Поспешно, испуганно заговорил:
- Нет! Нет! Куда там! Такой надзор!…
Но — увы! — и он, и я, и все другие всё прекрасно поняли.
Человек неглупый и образованный, Чижов боялся Истории, он понимал — ведь потомки прочтут, на папках было написано: «Хранить вечно». Конечно же, он сам тогда изъял и уничтожил свои самые пакостные показания. Но он просчитался: опытный исследователь-историк все равно эти следы найдет, восстановит по показаниям других членов КПМ, по протоколам очных ставок в других томах дела.
Эх, Жигулин, Жигулин! Наш Толя, похоже, никогда не ходил в архив! И никогда не заказывал архивных дел, чтобы с ними ознакомится. Не понимал он, когда писал вот это в своих «Чёрных Камнях», что условный Иван Степанович не может просто так взять, провести абы кого и выдать ему в руки архивное дело. Да ещё и как-то покрыть факт изъятия из дела листов! Кстати, Аркадия Чижова не существовало же, эти имя и фамилию Жигулин выдумал из милосердия к детям т. н. «Аркадия»:
- Прежде всего изменены фамилии предателей. Изменены не только фамилии, но и имена, отчества. Не названы их профессии. Предатели в моей повести как бы обезличены. Изменены даже их привычки, болезни, места жительства и т. д. Сделано это из чувства милосердия. Но не к ним, а к их детям, их близким. Сами-то они себя, конечно же, узнали. Но вот такая обезличенность и полнейшая измененность их облика (исключая рассказ о предательстве) дает им возможность сказать, что в повести изображены вовсе не они.
Выше же Анатолий взывал к опытным исследователям-историкам? Ну так вот, даже не опытный исследователь… даже просто внимательный читатель… сразу задастся вопросом, а разве это всё не открыло возможность для Жигулина придумывать что угодно, приписывая это вымышленным персонажам?
Да и изъятие листов из дела… Разве его не могли произвести следователи, проводившие реабилитацию? Ведь им была поставлена явно политическая задача, а материалов дела и их качеств волне могло хватать для того, чтобы Жигулин с подельниками справедливо продолжали сидеть на киче.
Штрихи к портрету Анатолия Жигулина
Это я такой заход у самого Жигулина подсмотрел, если что. «Штрихи к портрету»... Он по всем ему неугодным персонажам прошёлся в своих «Чёрных Камнях» так. Но и сам Анатолий — тот ещё «красавчик» и «совесть народа». Давайте же на него посмотрим, раз уж он сам о себе нам написал.
В его «Чёрных Камнях» есть такой эпизод: наш Толян пребывает на Тайшетскую пересылку, где встречает этап немцев. И, среди этих немцев, Анатолий приметил симпатичную юную Марту. Кроме того, Анатолий заводил знакомства среди авторитетных сидельцев на пересылке, через это его, прослушавшего один курс ВУЗа, поставили руководить строительством каких-то хозяйственных построек. И (барабанная дробь!) под его начало поставили отряд немцев, в котором и состояла Марта. Но Жигулину, кроме этого, ещё и повезло с тем, что в его отряде оказался настоящий инженер-строитель немец, ещё и знающий русский язык. За сим Анатолий смог «сконцентрироваться» на Марте:
Я Марте тоже нравился. После окончания работы до поверки мы гуляли с нею по дорожкам между бараками — как дети,— взявшись за руки. И молчали. После поверки женщин уводили в женскую зону, отделенную колючей проволокой.
Я не пустил строительство на самотек. Мало того, я с жадностью вникал во все детали работы. До сих пор помню многие десятки немецких «строительных» слов.
И каждый день я поднимался на крышу (вернее сказать, на чердак) недостроенного барака и смотрел на чашу тайги, окружающую Тайшет, на бесконечные таежные дали. И всегда со мною была Марта. Мы научились понимать друг друга. Мы полюбили друг друга какой-то словно бы предсмертной, последней-последней любовью. Я и сейчас ясно вижу эти сине-зеленые дали, уступами уходящие от Тайшета к расплывчатому горизонту. И мы вдвоем с Мартой, и нас никто не видит, кроме этих далей. И никто не беспокоит. Только внизу стучат молотки, и слышна немецкая речь. Но люк вниз надежно закрыт. И веселая, добрая, синеглазая, золотоволосая Марта. Она стала первой и на долгие годы вперед единственной моей женщиной. Я очень хорошо ее помню… Мне двадцать лет, она старше меня ровно на год. И груди ее — золотистые под ярко-красным платьем — молодые, крепкие и упругие, как детские мячики. И небо над нами голубое и чистое. Лишь кое-где облачка. И вовсе — словно навсегда — забыты всякие невзгоды. И солнце светит нам. И сосновые доски, пахнущие янтарем, и палаточный брезент, пахнущий морем, и волосы Марты, пахнущие свежим сеном, цветами, липовым медом и еще чем-то совсем уже запредельным, небесным. Облаками? Светом? Нет, это сама благодать божия обнимала нас и сияла над нами. И так было целых двадцать восемь дней. Медовый месяц перед бездной! Спасибо тебе, Небо! Спасибо тебе, Судьба! Спасибо тебе, Марта!
Я специально не стал укорачивать никак описание их отношений.
Во-первых, хотелось бы, чтобы наш Анатолий был чуть более определённым в своём рассказе, так как тут или «я не пустил строительство на самотёк, жадно вникая в нюансы», или всё-таки «каждый день со мной была Марта, и никто не беспокоит»? И, во-вторых, «как дети», или всё-таки «предсмертной, последней-последней любовью»?
Ладно, поверим Анатолию. Поверим в его искрение и чистые чувства, в то, что Марта была его настоящей любовью. Поверим мы и в то, что это было взаимно. Закроем глаза на то, что Анатолий был, фактически, начальником Марты, а Марта пребывала в зависимости от его расположения. Давайте же посмотрим на то, что было дальше. А дальше Марта (кто бы мог подумать?) родила! Ну вот так бывает, что после «последней-последней, буквально предсмертной любви» дети рождаются. А Марта записала Анатолия отцом. О чём ему даже весточку по этапу послала, вместе со свидетельством о рождении. Навёл ли справки об Марте наш Анатолий, когда откинулся из лагеря? Узнал ли он хоть что-то о судьбе своей дочери, родившейся от их чистой и светлой любви?
Что ж, осень 1951-го и 5 марта 1953-го. Всего полтора года оставалось до смерти Сталина. А после смерти Сталина всех иностранцев (кроме настоящих преступников) сразу освободили. Так что Марта с ребенком, если не случилось какого-либо несчастья, уехала домой.
Вот и, собственно, весь этот Анатолий, как он был: подкатить к местным авторитетам, поиметь через это начальственную должность и симпатичную немку. А как дело дошло за то, чтобы узнать о судьбе своей «большой и чистой» любви, так Толик резко отстранился. Большая и светлая любовь, не забывайте!
Всё. Жигулина как такового разобрал. И мне не нравится «такое» трогать даже трёхметровой палкой. Но, коль скоро всё завязано на Толика, то Толика показать пришлось в полный рост. Такой он был, Анатолий Жигулин, 1930 года рождения, невинно репрессированный в 1949 году, член Союза Писателей СССР с 1962 года, член КПСС с 1963 года, лауреат ордена «Знак Почёта» в 1980 году, лауреат Пушкинской премии 1996 года, лауреат премии «Венец» 1998 года.
И да, на примере Анатолия Жигулина можно увидеть, что было минимум два периода в жизни Советского Союза. В первом — Жигулин и ему подобные были подавляемы. Во-втором — диктовали всему союзу как жить, пробравшись в творческие союзы и КПСС. Чем второй период закончился? Перестройкой и попранием всего хорошего, что было. Вот к чем эти Жигулины нас привели.
Когда Толя ещё не добывал уран
Итак, для начала, о том, как умный Анатолий избегал опасностей шахты:
Работа в любой шахте вредна. А в мокрых или пыльных рудниках при плохом питании — тем более. Особенно ручная откатка руды вагонетками из-под блоков по штрекам. Если штрек мокрый, то невыносимо влажно. И не помогают ни резиновая роба, ни резиновые сапоги. Едкий туман стоит в штреке, видимость плохая, с бревен крепления капает, а порой и струится вода. Вода плещется и на путях под ногами. В сухом штреке — мелкая, как пудра, удушающая рудная пыль. Кашель до кровохарканья.
После отпалов, пока потолок штрека еще не закреплен, ясно было видно в граните рудное тело. Сама жила — тонкая, черно-коричневая — в несколько сантиметров, порою даже в палец толщиною, порою и вовсе незаметная. Но по обе стороны жилы на метр-полтора, по-разному — окисленная зона. По цвету — от серо-голубых до ржавоохристых тонов. Руда и грунт окисленной зоны мягкие, их легко было грузить совковой лопатой со стального листа. А катали мы вагонетку с Володей Филиным (я уже писал об этом). Мы старались избежать штреков, просились в квершлаг. Там тоже пыльно от работы бурильных молотков. И грунт самый твердый и тяжелый — чистый гранит. Но зато — гранит! Чистый!
Чтобы не идти работать в штреки и на блоки (ведь не сам решал, а бригадиры назначали место работы), я отказывался от работы вообще, за что месяцами сидел в холодном БУРе на 300 граммах хлеба и воде. Я соглашался вместо теплой шахты работать зимою на поверхности. Жестоко обмораживался, попадал в лазарет. Знал, что с моими легкими при работе в штреке неизбежно погибну.
А теперь о том, насколько был беспощаден кровавый режим:
Рудообогатительная фабрика тоже была, что называется, вредным производством. В дробильном цехе та же, но еще более мелкая пыль. И химический, и прессовый цехи, и сушилка (сушильные печи для обогащенной руды) были чрезвычайно опасны едкими вредоносными испарениями.
В последнее время мне особенно часто снится Бутугычаг, рудник, рудообогатительная фабрика, сушилка… Большие длинные печи, большие стальные противни.
Работа в сушилке была очень легкая — слегка помешивать кочережками концентрат, высыхающую, прошедшую дробильный, химический и прессовый цехи массу, почти чистую смесь окислов добываемого металла, — пока не высохнет. И рабочая смена всего шесть часов. На эту работу с удовольствием шли молодые западно-украинские парни. (Наверное, потому в этих снах я думаю по-украински.) Чем вкалывать четырнадцать часов в мокрой или пыльной шахте, бурить шпуры или надрываться над вагонетками с рудою — почему не пойти в сушилку? Тепло. И кормят лучше. Даже молоко дают.
Я в сушильном цехе был всего однажды — быстро, почти бегом прошел через цех с прессами, мимо сушильных печей. Мы таскали на первом этаже пеки — выжимки из прессов, — и меня послали наверх узнать, почему случился перебой.
Много лет спустя я был с писательской делегацией на подобной фабрике для обогащения металлической руды. Кажется, вольфрамовой. Многое похоже. Но работают там в специальных респираторах. И вообще — техника безопасности, охрана труда. А на Бутугычаге не было никакой охраны труда. Естественная логика того времени — зачем смертникам охрана труда?…
Помним же, что наш Толян, в первую очередь, антисоветчик? А потом только всё остальное? И тут он верен себе в полной мере! На момент его отсидки, респираторы на добывающих и обрабатывающих производствах массово не применялись. НИГДЕ. Даже на «Маяке»! Так что сравнивать увиденное в самом начале 50х годов с тем, что увидел на руднообогатительном производстве через 10-20 лет… Ну такое!
И… нет… Жигулин не дурак был. Нет. Он просто был матёрым антисоветчиком. И другом Солженицина, с которым он не только лишь состоял в постоянной переписке, но ещё и в гости к которому ездил, пока Солж не свалил из СССР. Ну а плач по «западенцам» и «бандеровцам» - це прям отдельная сюжетная линия, тянущаяся через весь «Архипелаг Гулаг» Солжа. И да, синхронная «закладка с респираторами» есть и в «Архипелаге Гулаг». Там начальство вообще запрещает з/к применять респираторы. Потому что нужна «оборачиваемость контингента»:
Но когда Чижевский из последних бросовых материалов разработал маску против силикоза для джезказганских работяг, — Чечев не пустил её в производство. Работают без масок, и нечего мудрить. Должна же быть оборачиваемость контингента.
Ну и, строго по заветам Солжа, Жигулин не мог не «накинуть» треш-контента:
Ребята с сушильных печей работали легко и весело — двадцать-тридцать смен по шесть часов. Потом их, здоровых и отдохнувших, отправляли тем не менее в так называемые лечебные бараки. В них собирались со всего Бутугычага доходяги — больные дистрофией, цингой, пеллагрой, гипертонией (от сравнительно большой высоты над уровнем моря), силикозом и бог знает какими еще болезнями.
Смертность в Бутугычаге была очень высокая. В «лечебной» спецзоне (точнее назвать ее предсмертной) люди умирали ежедневно. Равнодушный вахтер сверял номер личного дела с номером уже готовой таблички, трижды прокалывал покойнику грудь специальной стальной пикой, втыкал ее в грязно-гнойный снег возле вахты и выпускал умершего на волю…
Уран на Колыме (в реальном мире, не во вселенной Жигулина)
Урана крайне мало в земной коре, если сравнивать его количество с другими металлами. Просто все металлы сформировались не на Земле, даже если мы их и забираем из недр Земли. Металлы сформировались в недрах погибающих звёзд, когда термоядерный синтез в них приводил уже к формированию тяжёлых элементов. А уран — самый тяжёлый. И чтобы сформировался именно уран, должны столкнутся две звезды, которые уже «потухли», превратившись в нейтронные звёзды (целиком уже состоящие из тяжёлых элементов, не способные к свечению в видимом диапазоне), и вот в их лишь коллапсе только и может появиться столь тяжёлый элемент, как уран.
А значит и в том пылевом облаке, из которого потом появилась Земля, урана будет меньше, чем других металлов. Но уран весь радиоактивен, то есть нестабилен. И он, сам по себе, уменьшается в количествах. А значит, каждую последующую секунду, его становится меньше в земной коре, даже без участия человека. Человеку же особенно интересен не весь уран, но, в первую очередь, его изотоп U235. А его от общего количества урана в земной коре, что-то сильно меньше одного процента всего! Короче, если очень хочется играться в атомные исследования, то урана надо добывать много.
А у СССР, на момент окончания ВОВ, всё ещё не было ни одного промышленного месторождения урана. Начались поиски. К поискам подключился и Дальстрой, в ведении которого были и колымские ИТЛ. И Дальстрой нашёл! На Бутугычаге, где уже с середины 30х добывали олово. И это нормально: урановые руды часто соседствуют с какими-то другими. Я бы даже и не удивился, если оказалось, что уранинит (минерал, содержащий уран) до этого выкидывали в отвалы, как бесполезную породу. Но с 1949го года бутугычагский прииск стал поставлять и урановые породы. А с 1950 год — сразу урановый концентрат («жёлтый кек»).
И я знаю я об разработке урановых руд на Бутугычаге не из безумных баек антисоветчиков, а из «ведомственного» сборника «Путь к урану» 1991 года издания. Для наших изысканий важно, что уран на Бутугычаге и правда добывали, однако… процесс этот не то, чтобы сильно отличался от добычи олова, которая одновременно происходила там же, на Бутугычаге. И формирование концентратов оловянной руды не то, чтобы сильно принципиально разнится с тем, как получают «жёлтый кек», то есть урановый концентрат.
Так что нет особой разницы, что именно застал там Жигулин на самом деле. Важно то, что даже контакт с «жёлтым кеком», то есть с урановым концентратом, не приводит к описанным последствиям. Но и ручной труд на просушке любых руд явно не добавляет здоровья, особенно на таком этапе развития науки и техники, когда до обязательного использования респираторов ещё не дошли.
Это коротко о том, как дело обстояло в реальной жизни. Не в историях Жигулина.
Анатолий начинает добывать уран
Важен контекст: в апреле 1986 года начальник смены 4го блока ЧАЭС Дятлов показал всему миру, как надо поддавать жару… Всем Союзом пытались потом последствия устранить… В стране началась радиофобия на этой почве. А в 1990 году «Лентелефильм» решил заснять фильм «Колыма», для которого записал и Жигулина. И это, похоже, начало публичной добычи урана Анатолием.
Теперь работа в шахте выглядит так:
Там я работал в руднике. Часто в рубахах, потому что жарко в руднике в этом, мы катали вагонетку, в которой, мы знали, была урановая руда. Я говорю мы — я и мой товарищ по лагерю Володя Филин, тоже студент, тоже антисталинская организация, только на марксистской платформе. Он учился в Ленинграде на юриста, а родом был из Астрахани. В моей книге, «Черные камни», есть его портрет. Он нашел меня по стихам, после реабилитации, по стихам в «Юности». Учили нас в школе хорошо, периодическая система Менделеева стояла перед глазами, и мы поняли, мы вычислили, что мы катаем. Почему? Потому что вольнонаемный работник, горный мастер, сидел за щитом, как в рентгеновских кабинетах, за свинцово- таким каким-то резиновым щитом, и удочкой, палочкой, штоком он измерял, видимо, радиоактивность или что-то такое, смотрел на циферблат на свой, и пропускал. Я говорю: Володя, мы катаем радиоактивный элемент какой-то, или радий, или уран, или плутоний, что-то такое, давай выбираться отсюда. Но как выбираться? Проситься на поверхность. А на поверхности мороз — 70—80 градусов! Но мы просились на поверхность. Обмораживались жестоко. Я месяцами долгими сидел в БУРе для того, чтобы спастись от радиоактивного облучения, от лучевой болезни…
Не понятно, зачем горному мастеру щит. Не понятно, откуда у него дозиметр со штангой… Я так понимаю, что тут нам Толик какой-нибудь дозиметр серии ДП описывает армейский. А вот в «Пути к урану» заметки относительно событий 1945-1950 годов показывают, что геологи даже электроскопами местами пользовались...
Да и армейские ДП, выполненные со штангой и выносным зондом, это уже 60е годы. А специализированный геологический радиометр, если и был, типа ВИРГа или ПР-6, то точно выглядел как-то по-другому.
А как вам «мы сразу догадались, потому что в школе нас учили хорошо»? В 1946 году, когда Анатолий ходил в школу, ему уже доходчиво всё пояснили. Это… это буквально эталонное объяснение их осведомлённости!
И да, это уже не очень важно, но смотрите, как Жигулин, ещё недавно верный марксист-ленинец, уже дистанцирует КПМ и себя от «марксистской платформы». Не человек, а флюгер!
Часть с треш-контентом тоже тут обновлена под реалии охватившей общество радиофобии (плюс «я сам не видел, но проверенные люди сообщали»):
Смерть там была повседневным явлением. Смерть висела над головой в виде заколов, в виде породы, которая может обрушиться, смерть от мороза, от дистрофии, от цинги, от гипертонии, потому что это было довольно высоко над уровнем моря. Смерть от уголовника, от суки. Все могло быть. Самое страшное место на Бутугычаге — рудообогатительная фабрика. Там было место такое — сушилка. Работали там по 6 часов всего. Работали по 20 смен. А потом этих ребят, здоровых с виду, отдохнувших от тяжелой работы, направляли в «лечебную» зону, она называлась спецлечебная зона. Туда вход был остальным закрыт. Но я знал, что там. Мне рассказал электрик, который чинил там электричество, еще кто-то. Я знал, что у них там выпадали волосы, шла кровь из ушей и из носа, и они умирали…
Нужно больше урана! Анатолий форсирует добычу
В 1996 году Жигулин выпускает в свет книжку «Чёрные камни. Дополненное издание. Урановая удочка. Стихотворения.». И, как понятно из названия, добыча урана теперь есть неотъемлемая часть вселенной колымских лагерей Анатолия Жигулина. А одна из главных задач книги — подружить историю из фильма «Колыма» (выше цитировалась) с оригинальными «Чёрными Камнями».
Как этого пытается добиться Жигулин? Через «нам самим не говорили» и через накидывание деталей. Вот, например, во что трансформировалась история про работу в шахте теперь:
Говорилось просто: металл. Без уточнения. Это не совсем ясное слово красовалось и на лозунгах, которыми были увешаны и бараки, и ветхие рудничные постройки. По этому поводу шутили:
- Дадим стране угля, хоть мелкого, но до х…я!
А «уголь» был разный — и чистый гранит (пустая порода), и руда самая разнообразная. Мы катали с Володей гранит в 23-ем квершлаге на 6-ом горизонте. Квершлаг били перпендикулярно предполагаемой девятой жиле. Однажды, разгазируя после взрыва забой, я увидел, кроме гранитных камней, что-то иное — серебристые тяжелые камни кристаллического типа. Явно металл! Добежал до телефона у клети и радостно позвонил в контору. Горный мастер пришел быстро. Грустно подержал в руках серебристые камни, по-черному выругался и сказал:
- Это не металл!
- А что же это, гражданин начальник?
- Это говно — серебро! Соберите образцы в мешок и отнесите в контору. Запомните: 23-й квершлаг, пикет 6-ой.
Если серебро — говно, то что же мы добывали? Вероятно, что-то очень важное, стратегическое.
Впрочем, большинству заключенных этот вопрос был, как говорится, до фени.
А на другой день нас послали не в 23-й квершлаг, а в одну из штолен рудника № 1 БИС. Там из-под блока по штреку мы катали в своей вагонетке руду — рассыпчатую желто-охристых тонов. Она сыпалась из лючка в потолке, и ее легко было брать совковой лопатой со стального листа. В штольне было жарко, и мы расстегнули телогрейки. Возле устья штольни на выходе мы увидели нечто необычное: справа за резиново-свинцовым барьером, какие бывают в рентгеновских кабинетах, только выше и толще, сидел вольняга в каком-то белом защитном костюме. Когда мы подъехали, он дал нам знак остановиться. На тонкой гибкой, как удочка, трости он опустил поверх барьера в нашу вагонетку какой-то приборчик, посмотрел что-то невидимое нам за барьером, что-то записал и рявкнул:
- Проезжай!
Мы выехали на отвал, где руда с эстакады ссыпалась прямо в самосвалы. Сделали еще несколько ездок, и каждый раз этот чмырь болотный опускал в нашу вагонетку свою странную удочку.
- Как думаешь, Володь, что мы катаем?
- Думаю, что-то радиоактивное. «Поэзия — та же добыча радия», как писал наш «любимый» поэт. Может, радий. А вернее всего — уран, урановую руду. Он сейчас остро необходим Сталину для атомных бомб!
- Облучимся, как в Хиросиме!
- Может, и хуже. Этот хер с удочкой за свинцовой стеной сидит. А мы потными рубахами четырнадцать часов к этой руде, считай, телом своим прислоняемся, и дышим рудной пылью.
- Надо спасаться! Надо проситься работать на поверхности.
- А там сейчас больше 50 градусов мороза!
- Тогда пойдем в БУР, откажемся от работы.
На следующее утро еще до развода мы пошли на вахту. Володя оторвал подметку от своего ботинка, а я просто сказал, что отказываюсь от работы, не хочу подыхать в шахте. Нас основательно избили, отвели в БУР и поместили в небольшую камеру с деревянным полом. И было одно окно, с крестообразной решеткой. И было много времени для раздумий «о времени и о себе».
Это просто треш. История становится всё более «офигительной» с каждым заходом. И всё новые «вспоминаемые» детали лишь подчёркивают её выдуманность. Но, чёрт возьми, он тут, кроме всего прочего, заявляет о том, что у них прямо в шахте «жёлтый кек» насыпался! Даже не уранинит, а сразу товарный концентрат!
Теперь же давайте посмотрим на самую свежую редакцию истории про «лечебную зону»:
Сразу должен оговориться, обычные лагерные лазареты на 10-12 коек, где лечили от обычных болезней (ангина, гипертония, пневмония, рудничные травмы и т. п.) были в каждом лагпункте Бутугычага: на Центральном, на Дизельной, на Коцугане и т. д. Даже большая лагерная больница («больничка») была одно время на Черных камнях. Когда в 1987 году мы с Ольгой Васильевной придумывали, вернее — вспоминали самые различные болезни, от которых умирали заключенные на рудниках Бутугычага (цинга, дистрофия и т. п.), я еще не мог назвать главную болезнь, которая косила людей в рудниках, а особенно — на рудообогатительной фабрике. Это была лучевая болезнь. Особенно быстро она губила людей, соприкасающихся непосредственно с урановой рудой, уранинитом, или урановой смолкой — U02. Это была почти чистая смесь окислов урана, конечный продукт Бутугычагской рудообогатительной фабрики. Заключительная операция после дробильного, химического и прессового цехов — сушилка. Сушильный цех (на третьем этаже фабрики) — длинный ряд электрических печей со стальными противнями. На них и сушился помешиваемый кочережками уранинит. Работа очень легкая, и смена всего шесть часов. На эту работу с удовольствием шли ладные украинские парни из бандеровцев. Им, конечно, и во сне не снилась «Периодическая таблица элементов Менделеева». Работали они весело, кормили их лучше, даже молоко давали, они на глазах здоровели, но через 20-30 смен их, уже хорошо отдохнувших, отправляли, тем не менее, в особую «Лечебную зону».
Она была всего одна на все Бутугычагские лагеря, и была строго засекречена и хорошо охранялась. «Лечебная зона» была окружена огневой (простреливаемой пулеметами) полосой и глухим высоким дощатым забором с колючкой. Никакой связи с внешним миром не было. И не было в «Лечебной зоне» никаких врачей, никто никого там не лечил. Туда отправляли умирать и с фабрики, и из горных выработок людей, получивших смертельную дозу радиации. Смутные слухи о «Лечебной зоне» достигали заключенных через санитаров, отвозивших умерших на кладбище, через людей, возивших в зону обед. По их рассказам, у людей сначала выпадали волосы, потом шла кровь изо рта, носа и ушей, и человек умирал.
Если бы мы с Володей Филиным проработали месяц-полтора в той штольне рудника № 1 БИС, где возле устья встречал нас учетчик с «урановой удочкой», мы несомненно попали бы с ним в «Лечебную зону».
Когда в 1953 году Бутугычагские рудники закрывались, а заключенные отправлялись в другие места Колымы, с каждого брали подписку о неразглашении государственной тайны: когда, где, что и как добывали. За разглашение — расстрел без суда.
Поэтому в нашей с Володей переписке мы не касались вопросов «УРАНОВОЙ УДОЧКИ». За нашей перепиской пристально следило КГБ. Письма часто пропадали.
Но мы радостно сообщили друг другу о рождении наших детей — боялись, что детей у нас не будет. Но дети есть. Слава Богу!
Сейчас и уже давно, лет 5-6 назад, Бутугычаг рассекречен. Хорошая сохранность — строилось почти все из камня — привлекает в Бутугычаг журналистов и кинодокументалистов всей планеты. Они порою привозят мне роскошные публикации о Бутугычаге с цветными фотографиями. Американцы привезли недавно даже сегодняшнюю схему радиоактивного фона района Бутугычага. Устройство там мемориального заповедника, как предполагалось, по этой причине в ближайшие годы невозможно.
Жигулин напрягся и выдал. Во-первых, теперь не электрик. Теперь санитары сообщали.
Во-вторых, он просто «плывёт» в показаниях. Одна только товарная обогащённая руда, которая сыпется из шахты, чего стоит! И попытка оправдания нестыковок через внимание ГБистов…
Ну и, в-третьих, давайте посмотрим на реальный опыт контакта даже не с урановой рудой. С плутониевым концентратом. Опыт комбината «Маяк», а точнее завода «В» из состава «Маяка», показывает, что при воздействии плутониевой пыли проявляются симптомы, схожие с тяжёлыми последствиями от Ковида. На рентгене это выглядело как форма туберкулёза. И никаких следов лучевой болезни… А минимальный срок жизни, после проявления тяжёлых симптомов поражения, составил 8 лет.
И этот печальный пример, отлично иллюстрирующий тезис о том, что техника безопасности пишется кровью, однако показывает и то, насколько несостоятельны бредни про лучевую болезнь после 20-30 смен в контакте с урановой рудой.
Когда за дело берутся профессионалы: Иоффе, Нестеренко и их «Волчий камень»
«Волчий камень», по-идее, он про з/к и ту цену, которую они отдали за поиск урана. Но Григорий Иоффе был бывалым музейным сотрудником, так что книгу он тут собрал строго по-канонам пустых, но очень тенденциозных экспозиций.
Почему я так пишу? Да потому что из всех воспоминаний в книге, лишь один з/к не анонимен и, якобы, соприкасался с ураном. На Бутугычаге. И это… кто бы выдумали? Конечно же наш Анатолий Жигулин! Для своей книжки Иоффе и Нестеренко взяли отрывки из «Чёрных Камней» и фильма «Колыма». Но на одних отрывках из Жигулина «новую» работу же не слепить, да и вес работе нужен! И они ещё туда цитируют разное из «Пути к урану», и не только лишь про Колыму и ИТЛ…
А чтобы оно чуть живей было, там есть и воспоминания з/к, которые и близко не подходили к Бутугычагу и Северному. Вернее — основная масса воспоминаний именно такая. Похоже, что главным критерием подбора материалов был именно накал антисоветчины…
И ещё какой-то рассказ из магаданской газеты, составленный от лица безымянного з/к. Об уране на Бутугычаге. Но… перестроечные газеты имеют отдельный «шарм» безудержной шизы. И это яркий её образчик! А чтобы ещё было веселей, «Волчий камень» дооснастили рассказами какого-то испытателя с Семипалатинского полигона. Тоже взятыми из газеты перестроечной поры. Хотя, казалось бы, где Семипалатинск, а где Колыма?
Ну… вы понимаете, какие качества у этой книжки? Однако же она пережила несколько изданий, в т.ч. вторую редакцию, вышедшую аж в 2015 году! И даже «Волчий камень» представлен в библиотеке Росатома. А это какой-то уже неприкрытый позор, когда в «ведомственную» библиотеку ТАКОЕ берут! И ладно бы только Росатом, но это «нечто» представлено даже в Государственной публичной научно-технической библиотеке России!
Ну вот, посмотрите, какого свойства контент внутри «Волчьего камня» представлен:
Урановую руду с Северного комбината обогащали на 18-м километре, и полученный урановый концентрат в обыкновенных железных бочках вывозился машинами на спецпричал для дальнейшей транспортировки морем. Певекские старожилы рассказывали, что в пути каждую машину с бочками смертоносного концентрата сопровождали два бойца, два «чекиста», которые сидели практически на этом концентрате и защищались от радиации лишь казенной шинелью. Эти «чекисты» тоже были смертниками системы, сколько их было здесь, получивших смертельные дозы облучения «на боевом посту», — вряд ли можно установить достоверно.
Урановый, мать его, концентрат! Он же почти не радиоактивен! Природные изотопы урана, ну вот те самые U238 и U235, — они излучают альфа-частицы. И альфа-частицы эти, знаете ли, отлично экранируются даже кителем. Главное, чтобы из бочек пыль не шла. Короче, как можно увидеть, це отборный хайп на радиофобии населения и теме злобного человеконенавистнического режима в СССР.
Вот о чём, на самом деле, вся эта книга.
А зачем мне всё это?
Чёрт меня дёрнул сходить на Википедию. Что-то мне понадобилось от статьи про Жигулина. А там, ну вот снова, кто-то переиначил текст так, что получалось, мол не было у КПМ пункта в программе о возможности насильственного захвата власти!
Ну, то есть, не смотря даже на признание Жигулина, кто-то сей факт продолжает стоически пытаться вымарать. Почему? Потому что как глупец, получивший строго по содеянному, Жигулин менее полезен и приятен некоторым лицам, чем Жигулин, являющийся невинной жертвой сталинского режима.
И такая фигня вокруг всех наших «антисоветских мэтров» происходит. Что Жигулин, что Шаламов, что Солженицин. Их ареал «совести нации» целиком завязан на мифе об их невинности и произволе системы. Где краеугольным камнем всегда выступало замалчивание и переиначивание фактов из их биографий. А теперь антисоветски настроенные граждане, когда то привлечённые творчеством подобных лиц и их персоналиями, старательно поддерживают этот ареал. Ведь надо охранять память об невинных жертвах режима! Охранять даже от упоминания фактов, оглашённых самими этими «жертвами режима».
А исследование относительно истории становления мифа про ужасы Бутугычага я проделал ещё пару лет назад. И не думал его публиковать. Но, коль антисоветчики не сдаются, зачем и мне такое оставлять неопубликованным?